Александр Сергеевич Пушкин

Однажды весной 1820 года Александр Сергеевич Пушкин был вызван к военному генерал-губернатору Петербурга графу М. А. Милорадовичу для объяснения по поводу содержания его стихотворений (в том числе эпиграмм на Аракчеева, архимандрита Фотия и самого Александра I), несовместимых со статусом государственного чиновника. Шла речь о его высылке в Сибирь или заточении в Соловецкий монастырь.

  Неизвестно, чем бы это обернулось для поэта, если бы не заступничество Н.М. Карамзина, А.И. Тургенева, П.Я Чаадаева. Пушкин был удален из столицы, получив перевод по службе – прикомандирован к кишиневской канцелярии генерала И.Н. Инзова, попечителя над иностранными колонистами на юге России.

По пути к новому месту службы Александр Сергеевич заболевает воспалением легких, искупавшись в Днепре. Для поправления здоровья семья генерала Раевского ((героя войны 1812 года)) вывозят в конце мая 1820 года больного поэта с собой на Кавказ и в Крым.

В составе путешественников во главе с генералом Николаем Николаевичем Раевским, были: сын его Николай (товарищ Александра Пушкина по лицею), две дочери генерала - Мария (15 лет или младше - в последствие жена декабриста С. Г. Волконского, за которым последовала в Сибирь) и Софья (младше на год Марии), семейный лекарь Раевских - Рудыковский Евстафий Петрович (писатель, поэт) - 36 лет, а также:  компаньонка, няня, гувернантка (англичанка) - Матен, нескольких слуг и повар, и с ними молодой Пушкин со своим дядькой Никитой Козловым.

Разлад и смятение последних месяцев в Петербурге сменились дружелюбием и любовью, которой был окружен Пушкин в семье Раевского. Своему брату Льву Сергеевичу, Левушке, он писал: «Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался – счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображению, — горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского».

Совершив двухмесячное путешествие по Кавказу с семьей генерала Н.Н.Раевского, ссыльный Пушкин 15 августа 1820 г., переправившись через пролив из Томани в Керчь (в Тамани путешественникам пришлось задержаться на три дня из-за сильной бури на море.) впервые вступил на крымскую землю.

Таврида для всех русских начала XIX века – страна, «исполненная воспоминаний». Ее мало кто видел, ездили туда редкие одиночки (хотя путешествия в Крым постепенно становились модой), но о ней много знали из древних авторов. Это был край, овеянный легендами, благословенная «полуденная земля». До 1830-х годов путеводителей по Крыму не было и путешественники отправлялись в Тавриду, вооружившись «Географией» Страбона или обширным трудом П.С. Палласа.

 «С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма». Известие о том, что легендарное русское княжество находилось на Таманском полуострове, стало сенсацией конца XVIII столетия. В 1792 году на Таманском городище найдена была мраморная плита с русской надписью 1068-1069 годов, в которой упоминалась Тмутаракань. Пушкину наверняка показывали этот камень, на котором было написано: «Въ лето 6576 (1065), индикта 6, Глебъ князь мерилъ море по лёду, от Тмутаракани до Керчи 30054 сажени».

Керчь

Керчь, однако, Пушкина слегка разочаровала. «Здесь увижу я развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи, думал я, — на ближней горе посреди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных, заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни – не знаю. Ряды камней, ров, почти сравнявшийся с землей, — вот все, что осталось от города Пантикапеи». Глазам Пушкина предстал городок в две улицы. Всюду сушилась рыба и валялись «порфирные обломки» колонн и статуй. Города Боспорского царства – Мирмекий, Тиритака, Нимфей — были раскопаны археологами много лет спустя. Возможно, Пушкин видел и крепость Еникале (ее построили турки в 1706 году).

В память о пребывании в городе Александра Сергеевича в 1937 году керченская улица Мечетная была переименована в Пушкинскую. Имя поэта носят также Историко-археологический музей, городская юношеская библиотека №1 и Драматический театр. 18 сентября 1999 года на набережной, где в начале XIX века была пристань, к которой причалил парусник, доставивший с Тамани путешественников, был установлен памятник, спроектированный известным крымским скульптором Романом Сердюком.

Феодосия

Вечером 28 августа, по почтовому тракту, «Из Керчи приехали мы в Кефу, остановились (в загородном доме) у Броневского (градоначальника), человека почтенного и по непорочной службе своей и по бедности. Теперь он под судом и, подобно старику Вергилия, разводит сад на берегу моря, недалеко от города. Виноград и миндаль составляют его доход. Он… имеет большие сведения о Крыме, стороне важной и запущенной». Семен Михайлович Броневский был, действительно, фигурой примечательной…

Широко образованный человек, служивший еще при Екатерине, он много ездил, бывал за границей. В 1810-1816 годах он был феодосийским градоначальником и слыл большим знатоком Крыма. Из остатков феодосийских древностей Броневский собрал целую музейную коллекцию, которую можно увидеть и сейчас.

В Феодосии было на что посмотреть. Под стенами Генуэзской крепости сохранились древние христианские храмы. Позже, когда Кафой завладели турки, многие церкви были переделаны в мечети. Тогда Феодосия называлась Кучук-Стамбул (Малый Стамбул), и путешественников поражали огромные турецкие бани с восемнадцатью куполами.

Скорее всего, Пушкин побывал и на Карадаге. Среди черновиков «Евгения Онегина» есть рисунок Золотых ворот. Но во времена Пушкина эта скала еще сохраняла свое древнее татарское название – Шайтан Капу – Чертовы ворота. Считалось, что где-то там, среди скал, находился вход в преисподнюю, и Пушкин бросился смотреть Карадаг.

Феодосийцы увековечили память о поэте в названиях улицы, грота в парке военного санатория и сквера. На месте несохранившейся усадьбы Броневского установлена мемориальная доска. На улице Войкова в Пушкинском сквере 7 июня 1974 года был открыт памятник.

Гурзуф

«Отсюда (из Феодосии) морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды в Юрзуф… Корабль плыл перед горами, покрытыми тополями, виноградом, лаврами и кипарисами; везде мелькали татарские селения… Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ними; справа огромный Аю-Даг… и кругом это синее, чистое небо, и светлое море, и блеск, и воздух полуденный…»

В Гурзуфе не принято было отдыхать до того, как в 1881 году герцог Ришелье не построил здесь дом – единственное на то время европейском строении на всем Южном берегу. Ришелье построил его, когда был губернатором Тавриды, но никогда там не жил и великодушно приказал держать его открытым для всех. Именно в этом доме и поселился Раевский. Пушкин прожил в Гурзуфе три недели и всегда считал их «счастливейшими минутами» своей жизни. Еще бы!

«В Юрзуфе жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностью неаполитанского lazzarone. Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря – и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество. Вот все, что пребывание в Юрзуфе оставило у меня в памяти».

Предположительно Пушкин с младшим Раевским поселился в кабинете над галереей с чердаком, откуда отчётливо слышен плеск волн. Поэт вспоминал: «Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря и заслушивался целые часы».

Пушкин просыпался обычно раньше всех и по тропинке, посыпанной морской галькой, спускался к морю, прогуливался среди оливковых деревьев, полосой протянувшихся вдоль всего берега. Может быть, именно здесь однажды утром поэту явилась прекрасная дочь морского бога Нерея:

Среди зелёных волн, лобзающих Тавриду,
На утренней заре я видел Нереиду.
Сокрытый меж олив, едва я смел дохнуть:
Над ясной влагою полубогиня грудь
Младую, белую, как лебедь, воздымала
И пену из власов струёю выжимала

Об этой рощице он напишет:

Там, на берегу, где дремлет лес священный,
Твоё я имя повторял,
Там часто я бродил уединённый, и вдаль глядел,
И милой встречи ждал

Священное дерево земли обетованной порождало в душе поэта множество библейских ассоциаций, напоминало о древних греках и их походах, о далёкой истории легендарной Тавриды. Среди кустарников, сбегая с гор, извивалась горная речка Авунда, впадающая в море. В начале XIX века устье её называлось Сюнарпутан — речка снеговой воды, или Салгир. Очевидно, именно её имел в виду Александр Сергеевич, когда писал в «Бахчисарайском фонтане»:

Поклонник муз, поклонник мира,
Забыв и славу и любовь,
О, скоро вас увижу вновь,
Брега весёлые Салгира!

Или в черновом варианте стихотворения «Кто видел край»:

Приду ли вновь, поклонник муз и мира,
Забыв молву и жизни суеты,
На берегах весёлого Салгира
Воспоминать души моей мечты

В доме Ришелье рождались строки будущей поэмы «Кавказский пленник», посвящённой Раевскому:

Прими с улыбкою, мой друг,
Свободной музы приношенье:
тебе я посвятил
изгнанной лиры пенье
И вдохновенный свой досуг

В 1937 году на улице Ленина (ранее улица Пушкина) был открыт памятник. Второй установлен в 1957 году в окрестностях Алушты в селе Пушкино. Он расположен на видовой площадке шоссе Симферополь — Ялта.

Поездка по Южному берегу и Западному Крыму

5 сентября Пушкин и оба Раевские покинули Гурзуф и отправились верхом по знаменитым местам Южного берега в Бахчисарай и Симферополь. В то время еще не существовало дороги вдоль побережья, а тропы были такие узкие и извилистые, что ездить по ним можно было только верхом. И.М. Муравьев-Апостол вспоминал, что лошади временами едва пробирались вдоль берега, а всадники замирали от страха, проезжая через стремнины, ущелья и пропасти. Путники добрались до Никитского ботанического сада, потом проехали Верхнюю Массандру и увидели Ялту. Здесь (как и в Алупке, и в Симеизе) повторилась та же история: вместо славного византийского города – небольшая деревня, остатки стен старинной греческой церкви. Алупка – такая же деревенька (в сорок дворов, с мечетью). Романтический дворец графа Воронцова начнут строить здесь позже, в 1824 году.

В нескольких километрах от поселка Оползневое (бывший Кикинеиз) тропа начинает подниматься, приближаясь в яйле и переходя в каменную лестницу, высеченную в скалах. Это знаменитая Чертова лестница, в течение многих веков служившая единственным путем, соединявшим горный и степной Крым с Южным берегом. Она существовала тысячи лет. Ступени, высеченные в камне, довольно широки, но находятся далеко друг от друга. На протяжении шестисот метров лестница делает более сорока крутых поворотов. «По горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно, и казалось каким-то таинственным восточным обрядом».

Сверху, с Яйлы, путники могли в последний раз полюбоваться видом Южного берега. Дальше их путь лежал к мысу Фиолент, где находилась другая знаменитая достопримечательность – храм богини Дианы. Традиция прочно связывала это место с именем Ифигении – дочери греческого царя Менелая, спасенной богами от гибели и перенесенной в Крым; по преданию, она стала жрицей богини Дианы. Следуя по территории Херсонеса через Севастополь и Инкерман, Пушкин с друзьями доехали наконец до Бахчисарая.

16 сентября Пушкин с Раевскими покинули Гурзуф и отправились верхом на лошадях в Алупку. В Байдарской долине путешественники переночевали в селе Орлином.

Через селение Байдары добрались до Георгиевского монастыря - одной из главных целей путешествия. На самом краю крутого обрыва, по которому для схода вниз сделана лестница, лепились несколько монашеских келий и церковь рядом с ними. Все эти постройки рук человеческих объединены террасой как бы висящей над пропастью. Над кельями - осыпающиеся пещеры, где в давние времена спасались отшельники, да бездонное небо.

В монастыре Пушкин и Раевские застали всего 10-15 человек. Верстах в трех от монастыря - мыс Феолент, где, если верить древней легенде, расположен был храм богини Артемиды (Дианы). Жрица храма Ифигения собиралась принести в жертву богам своего неузнанного брата Ореста, но верный друг Пилад и божий промысел спасли несчастного: Ифигения узнала брата и отменила казнь.

В первом издании «Руслана и Людмилы» не было строк «У Лукоморья дуб зеленый". Появились они позже, после посещения Александра Сергеевича этих мест. Но ведь контуры побережья здесь напоминают лук! А на территории монастыря остался пенек от дуба. Судя по количеству колец, дереву как минимум 450 лет. Спиленная часть дуба, лежит с левой стороны от входа в монастырь. Диаметр ствола поражает, обхватить его можно, наверное, лишь вчетвером. Говорят, спилили его всего лет десять назад, потому что дерево засохло. Но раньше, судя по старым фотографиям, ветви огромного дуба свисали над пропастью, у того самого пушкинского Лукоморья... 

Переночевали в монастыре; по узкой тропе через Шули, Мангуп, Каракез, а далее по широкой удобной дороге отправились в Бахчисарай.

Бахчисарай

Бахчисарай, бывший центр Крымского ханства, насчитывал в пушкинское время 11 тысяч жителей. Торгово-промышленная часть города состояла из одной улицы длиною версты три. По обеим ее сторонам располагались низенькие строения, в которых при открытых дверях и окнах на столах и скамьях, поджавши под себя ноги, сидели купцы и ремесленники, занимаясь каждый своим делом. Особенно славился Бахчисарай изделиями из сафьяна и ножами прочной стали.Во времена Пушкина Бахчисарай еще сохранял вид самого настоящего восточного города. Все дома – в два этажа, окнами во двор, с балконами, деревянными решетками, зелеными внутренними двориками. Вся его жизнь сосредоточивалась на главной (и единственной) улице, обставленной по обеим сторонам лавками, лавчонками и мастерскими ремесленников. В Бахчисарай съезжались купцы со всего Крыма. Когда Пушкин и Раевские въехали в город, как раз начинался байрам – осенний мусульманский праздник с народными играми и состязаниями.

Ханский дворец, который так стремились увидеть путешественники, тоже находился на главной улице. Его тонкие башенки, пестрые решетчатые рамы, фонтаны и потаенные прохладные комнаты навевали мысли о восточной роскоши и неге. Но вид дворца не оправдал ожиданий.

Ханский дворец, сожженный в 1736 году последним ханом, был восстановлен усилиями Потемкина в связи с посещением Екатерины П в 1787 г. При этом заботились не столько об исторической точности сколько об удобствах императрицы.

Пушкину не понравились «полуевропейские переделки некоторых комнат». Ему досадно было, что ханский дворец истлевает в небрежении. Знаменитый Фонтан слез выглядел не лучше: «из заржавой железной трубки по каплям капала вода». Но через четыре года, уже в Михайловском, Пушкин именно этому фонтану посвятил стихотворение. В память о Пушкине на мраморном выступе фонтана теперь всегда лежат две розы: белая и красная.

Все-таки тяготы пути не прошли бесследно - в Бахчисарай поэт приехал с новым приступом лихорадки. Это было, скорее всего, 7 сентября. Совершив небольшую экскурсию по дворцу ханов, ханскому кладбищу и по городу, генерал и его молодые спутники отдохнули во дворце и наутро отправились в Симферополь, где остановились в доме профессора Дессера.

Симферополь

Симферополь был последним городом, в котором побывал Пушкин, перед тем как уехал из Крыма в Кишинев. Здесь он около недели гостил у губернатора Баранова Александра Николаевича, старого знакомого поэта, которого знал еще в Петербурге. О Симферополе Пушкин не оставил никаких заметок, поэтому неизвестно, каковы были его впечатления.

Двадцать шестого сентября Пушкин отправился через уездный город Перекоп в Одессу, затем к новому месту службы в Кишинёв.

Путешествие по Крыму стало особо значимым в жизни и поэтической судьбе Александра Сергеевича. Он провёл в Крыму месяц, в Гурзуфе — почти три недели, которые стали не только отдыхом в кругу милого его сердцу семейства Раевских, но и плодотворным творческим периодом. Поэт признавался, что прекрасные брега Тавриды вернули ему вдохновение. В доме Ришелье, где теперь располагается Музей Пушкина, Александр Сергеевич пережил счастливейшие минуты жизни. Сюда он мысленно возвращался не раз: «Златой предел!.. К тебе летят желания мои!». Десятки стихотворений, поэмы «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Таврида» пронизаны крымскими впечатлениями. В одном из последних писем из Гурзуфа поэт связывает с этим местом замысел знаменитого романа: «Там колыбель моего „Онегина“». Восхищение первозданной красотой крымской природы отражено во многих произведениях поэта. А есть ещё и крымская лирика, вся напоённая воздухом моря и гор.

Пушкин Крым и Кавказ 

Иннокентий Оксенов.

     ПУШКИН В КРЫМУ

     Всегда понятна жизнь поэта,
     И оттого легко пойму,
     Какое пламенное лето
     Встречало Пушкина в Крыму.

     Там жизнь текла - совсем спокойна
     И по воскресному тиха,
     И эта жизнь была достойна
     И человека и стиха.

     Я вижу, как играя тростью
     Он на скалу легко взбегал
     И пальцы, липкие от гроздий,
     Струей фонтана омывал.

     Он в гости заходил к соседям.
     Ласкал детей, и Аю-Даг
     Ему представился медведем,
     Сосущим пену вечных влаг.

     Летели дни.
     И жизнь летела,
     И память завязала нить,
     Как в волнах горячо смуглело
     Его ликующее тело,
     Свой жар пытаясь погасить.

     Всегда понятна жизнь поэта,
     И непонятен лишь конец,
     Когда пьянеющее лето
     Приемлет сумрачный свинец.